Никак не могу загнать себя спать. И уже не первый день.
Это плохо, потому что вставать приходится довольно рано (моя голова требуется на работе).
Сегодня подняли еще до времени, которое я ставил себе на будильник (ибо запланировано было большое и важное дело).
Пришлось параллельно с завтраком делать некий документ. Сделал, отправил, запил чаем с лекарствами и поехал на кладбище.
Потому что урну с прахом надо было захоронить, а по многим причинам запланировано это было на вчерашний день.
Собрались друзья и родня жены. Оформили документы, захоронили, посидели в ритуальном зале.
По сравнению с тем, как я в 1995 году хоронил маму, все стало очень цивилизованно и очень хорошо организованно.
Поминки прошли замечательно, впрочем, я этого и ожидал, потому что собраны были только действительно близкие люди.
Правда, половина тех, на кого я заказывал, не смогли прийти. Так что осталась куча еды, которую пришлось навязывать родне, поскольку на одного меня -- это чудовищно много.
Потом мы час продирались через пробку от Николо-Архангельского до Носовихи. А потом, высадив друзей у метро, я попилил домой по МКАДу, через пробку у шоссе Энтузиастов и пробку перед Гольяново из-за аварии.
Когда, наконец, выбрался на более или менее свободную часть МКАД, где можно было ехать 80-90, три или четыре раза ловил себя на том, что задремывал за рулем. На долю секунды -- но...
И вот сижу опять за компьютером, сна ни в одном глазу, полторы бутылки розе в желудке, to sleep: perchance to dream: ay, there's the rub.
Уснуть -- и видеть сны, быть может? Да в том-то и беда...
Или как у Марка Болана:
Тридцати лет погиб, между прочим.
Это плохо, потому что вставать приходится довольно рано (моя голова требуется на работе).
Сегодня подняли еще до времени, которое я ставил себе на будильник (ибо запланировано было большое и важное дело).
Пришлось параллельно с завтраком делать некий документ. Сделал, отправил, запил чаем с лекарствами и поехал на кладбище.
Потому что урну с прахом надо было захоронить, а по многим причинам запланировано это было на вчерашний день.
Собрались друзья и родня жены. Оформили документы, захоронили, посидели в ритуальном зале.
По сравнению с тем, как я в 1995 году хоронил маму, все стало очень цивилизованно и очень хорошо организованно.
Поминки прошли замечательно, впрочем, я этого и ожидал, потому что собраны были только действительно близкие люди.
Правда, половина тех, на кого я заказывал, не смогли прийти. Так что осталась куча еды, которую пришлось навязывать родне, поскольку на одного меня -- это чудовищно много.
Потом мы час продирались через пробку от Николо-Архангельского до Носовихи. А потом, высадив друзей у метро, я попилил домой по МКАДу, через пробку у шоссе Энтузиастов и пробку перед Гольяново из-за аварии.
Когда, наконец, выбрался на более или менее свободную часть МКАД, где можно было ехать 80-90, три или четыре раза ловил себя на том, что задремывал за рулем. На долю секунды -- но...
И вот сижу опять за компьютером, сна ни в одном глазу, полторы бутылки розе в желудке, to sleep: perchance to dream: ay, there's the rub.
Уснуть -- и видеть сны, быть может? Да в том-то и беда...
Или как у Марка Болана:
Тридцати лет погиб, между прочим.