pascendi

В оглавление

Примерно на полдороге до Танабазы я нашел подходящее местечко, где дорога просмативалась в обе стороны на несколько тысяч шагов, мы остановились и переседлали лошадей. Я сел на крепкого вороного, который когда-то ходил под одним из подосланных к нам убийц. Мы довольно быстро нашли с ним общий язык, хоть он и оказался более норовистым, чем моя гнедая (и, похоже, не таким сообразительным). И мы снова вытянулись вдоль дороги, следуя в прежнем порядке.
Примерно через час пути мы приблизились к лощине, в которой дорогу стискивали два холма, покрытые густым и низким лиственным лесом. В лощине стоял тонкий и влажный запах начинающей преть листвы. Я скомандовал всем быть наготове: в таких местах удобно делать засаду, хоть людям, хоть нечистому зверью. Сам я на всякий случай вставил в оба арбалета стрелы с наконечниками черного серебра.
И я не ошибся: как раз в середине пути между холмами слева из-за кустов ольшины послышалось визгливое стрекотание нечистого зверя, которому тут же откликнулось такое же справа. Заансары, пара, как обычно.
Самец тут же с хрустом ломаемых веток выбрался на обочину слева и прижался к земле, готовясь к прыжку. Я поднял оба арбалета; ребята мои, давно обученные и отработавшие свои действия до инстинкта, распределились, кто какую сторону дороги держит. У всех в прицельных трубках были уже стрелы с черным серебром.
Я готов был уже выстрелить в самца, когда визенья подняла руку в отрицающем жесте и нараспев заговорила что-то на незнакомом языке. Заансар напрягся, поднял уши и подался назад. Мягкими движениями он втянулся обратно в заросли, послышался треск веток, сопровождаемый таким же справа, и треск этот явно быстро удалялся.
Я сблизился с госпожой Мирой и не удержался от вопроса: что это было?
Она ответила просто и коротко, со снисходительной, как мне показалось, улыбкой:
- Зачем убивать, если можно не убивать?
- Но это же нечисть!
- Я не люблю смерть, Стрелок. Я здесь, чтобы исцелять и помогать. Мне больно, когда кто-то умирает, кто бы это ни был.
Не любит она смерть. А сфигга? А те, кого она ослепила, когда они добрались до ее кареты, поранив Гарото?
Но тут я вспомнил, какой она была, когда мы перебили нападавших неподалеку от Валезана.
- Ведь высокая госпожа могла бы истребить заклятых, когда они напали на нас и убили Алсуну и Малыша?
Вопрос ей не понравился, но она ответила доброжелательно:
- Моя сила не может убивать. Когда я в этот раз выезжала из Элама, у меня было несколько амулетов, которыми я могла отпугивать нападавших или временно ослепить их. Амулеты одноразовые, и они у меня быстро кончились. Ты уж прости, Стрелок, я могу рассчитывать только на тебя и твоих людей. Другой защиты у меня нет.
Она выглядела так, будто и впрямь чувствовала себя виноватой передо мной. Я почувствовал к ней такую нежную жалость, какую никогда не чувствовал к другим женщинам, и испугался сам себя. Вот это точно ни к чему.
- Я буду защищать высокую госпожу, как обязывает меня клятва на амулете.
Мне показалось, что это ее огорчило. Она посмотрела на меня взглядом, значения которого я не понял, потом поникла и отвернулась.
Я дал вороному шенкеля и занял свое место в кавалькаде.
Мне стоило немалых сил не оглянуться.
Когда я смотрю на Миру из Эламы, то все время ловлю себя на том, что вижу в ней то Деву Пришедшую с картины -- женщину, которой прекраснее нет, то мать, бесконечно добрую и готовую всегда понять меня и простить, то маленькую девочку, которая нуждается в моей поддержке и защите.
Все это очень плохо, потому что мешает мне относиться к ней как к очередному нанимателю, которого -- довести и забыть. Я воспринимаю ее как свою, как часть отряда. Иногда я ловлю себя на том, что она мне ближе, чем Магоро Борода -- она, которую я знаю меньше осьмицы.
Я всегда хотел иметь семью, да не судьба. Все, что я умею -- командовать малым отрядом да сражаться. Еще могу хорошо стрелять из арбалетов, притом из малого кавалерийского -- с обеих рук. Мои занятия приносят мне ровно столько денег, чтобы не думать все время о еде, и чтобы можно было иметь хорошее оружие и снаряжение. На коней уже не хватает.
Дом и семью на этом не построишь. А я хотел бы детей. Особенно дочку. У принца Лейзанского была дочка, лет восьми, когда я служил у него в замке. Смешная. Любила бегать по замку, громко шлепая кожаными подошвами. Мы для нее были "дяди солдаты", она видела в нас людей и заговаривала с нами, когда не видели родители или придворные дамы.
Где-то она теперь? Наверное, выдали замуж за владельца соседних земель или другого принца, может, старика моих или даже больших лет: кто их спрашивает, знатных девочек? Объединить владения, заполучить союзника, породниться с более знатным домом. А чем она будет жить в доме у мужа -- кого это волнует? Пойдут дети, будет ходить в храм, станет заниматься хозяйством... С кем поговорить, кому рассказать, что на душе? Родственникам мужа? Самому мужу, которого большую часть года нет дома? Придворному священнику?
Вот и живут они в своих роскошных покоях как в клетке, одинокие и несвободные. Одно утешение -- дети.

Продолжение