Стрелок, продолжение

[pascendi]

В оглавление


Наутро мы были вынуждены задержаться до половины второй стражи.
Прежде всего, мне пришлось устраивать, чтобы Ушана отправили назад в Аккар, как только он сможет передвигаться. Здесь, в Танабазе, ему оставаться было незачем. Я отдал королевскому старшине двух боевых коней, за это и за то, чтобы он сохранил остальных лишних лошадей для меня. У нас их после нового нападения прибавилось еще десять; в ночной стычке ни одна из них не пострадала. Гнать же с собой целый табун -- безрассудно и бессмысленно, нам на пятерых достаточно дюжины, считая вьючных и заводных.
Впрочем, я надеялся уговорить госпожу Миру вернуться в Аккар и отложить дальнейшее путешествие. Нас осталось только трое, причем Гааро и Меченый были не в лучшем состоянии; я надеялся в Аккаре набрать еще несколько человек из свободных ватажников. Однако она коротко сказала: "Нет", и вопрос на этом был исчерпан.
Мы похоронили Урлана и королевского стражника, погибших ночью, помолились Деве Пришедшей об успешном путешествии и тронулись в путь.
Я ехал мрачный. В первый раз за все время, что я вожу нанимателей, я не был уверен, что мы доберемся до места назначения. Набрать людей будет негде до самого Кешара: места здесь не людные, и дороги в это время года, когда в здешних местах нет ярмарок, обычно пустынны. Так что и на королевских постоялых дворах не будут, как это бывает на людных трактах, прохлаждаться свободные ватажники в ожидании найма. Трех человек охраны для нашего путешествия было бы маловато, даже если бы я вел не Миру из Эламы с ее тайнами и врагами.
Лес вдоль дороги немного расступился, и мы въехали на длинную поляну. Стояла неправдоподобная тишина, ветер утих, и слышный обычно шелест деревьев прекратился. Пахло начинающей преть листвой, мокрым деревом и еще чем-то приятным, отчего в душу заползала грусть. На душе у меня было тяжело. Я никогда не терял столько людей, кого бы и куда бы ни водил. Не говоря уже о том, что все, кто остался в живых, были ранены хотя бы по разу, и многие тяжело. Если бы не визенья, я бы уже остался один. Но если бы не визенья, на нас никто бы не нападал -- исключая, может быть, вчерашних заансаров, но с ними понятно, как справляться, и мы бы, безусловно, справились с минимальными потерями.
Я вспомнил тех, кого потерял из своих людей: Урлана, осторожного и смышленого, как нечистый зверь, от которого его имя; Малыша, громадного, надежного и простодушного, пришедшего ко мне совсем юнцом, бросив отца, богатого крестьянина, у которого Малыш был наследником; Мангордо, вернее, Маннгарда из Фалы, бывшего имперского копейщика, с которым мы, может быть, стояли на одном поле битвы по разные его стороны -- и, может быть, не один раз; и даже Полуоборотня, с его осьмеркой: Тило, Лохматый, Каното Левша, Эноро Третьяк, Молчун, Халиец, Ролино Упертый -- Полуоборотня, который предал нас, скорее всего, обманутый и не по своей воле; Полуоборотня, с которым мы чуть не убили друг друга, когда встретились впервые, Полуоборотня, свирепого и жестокого в битве, но удивительно чуткого и деликатного к своим товарищам...
Я давно не умею плакать, но тоска рвалась из моего сердца, и я, глядя в небо, стал читать свою любимую молитву Деве:

Дева Пришедшая, Дева Милосердная, Дева Прекрасная,
Прости нас, неразумных.
Дева Пришедшая, Дева Милосердная, Дева Премудрая,
Помилуй нас, недостойных.
Дева Пришедшая, Дева Милосердная, Дева Всесильная,
Спаси нас, ради милости твоей!

Когда я опустил глаза, то увидел, что Мира из Эламы пристально смотрит на меня с выражением на лице, которое я снова не сумел понять. У меня дух захватило от ее красоты.
Мы уже почти проехали поляну, и я стал подумывать о том, где мы будем переседлывать лошадей, чтобы пересесть на заводных. Мы по-прежнему шли крупной рысью, стараясь наверстать пропущенное время. Тут Гааро, ехавший сзади, крикнул мне:
- Стрелок, нас опять догоняют!
Время будто вернулось вспять. Я заставил женщин спешиться и встать за лошадьми: хоть какая-то защита. Мы приготовили арбалеты. Я снял с вьюка тяжелый пехотный и вынул из седельных кобур два кавалерийских: свой правый и второй, который взял у Урлана. Тут мне в голову пришла хорошая мысль, и я успел вытащить из вьюков и зарядить еще два малых арбалета, доставшиеся нам от нападавших. Один я дал Меченому, а второй -- Гааро, для второго выстрела (они с Гааро не умеют стрелять с двух рук).
Судя по пыли на дороге, к нам приближалось не меньше двух осьмерок. Что ж, шансов мало, но никто никогда не скажет, что Стрелок и его ватажники не сделали все, что могли.
Когда всадники приблизились на три сотни шагов, я выстрелил из пехотного арбалета. Попасть в летящего на тебя галопом всадника непросто: он движется, и его закрывает лошадь. А от лошади видны только лоб и грудь, попадание в которые не обязательно выведет ее из строя.
Но я сотни раз делал это, и в строю Коншарской тысячи, и один на дороге. И моя стрела снесла полголовы первому всаднику, отчего он откинулся в седле, а конь его, от рывка поводом, вдруг резко замедлил ход.
Я тут же схватил оба кавалерийских арбалета и успел разрядить оба, убив еще одного из противников и легко ранив коня второго. Тут стало ясно, что на нас шла всего лишь осьмерка: остальные лошади были заводными.
Мои ребята тоже выпустили по две стрелы, что стоило противникам двух убитых или раненых всадников и одного убитого коня (Гааро первым выстрелом промахнулся). На нас троих осталось четверо -- не так плохо.
Они подлетели к нам, выставив жестким хватом кончары вместо копий. Меченый, еще слабый после ранений, оплошал, и его тело вылетело из седла; кончар остался в его груди. Гааро отбил прямой удар своим мечом, и они с его противником закрутились в схватке. Третий налетел на меня; гнедая, с которой я, по счастью, не успел пересесть, удачно отскочила даже без моей команды, и мне удалось махнуть ему концом ланскнетты по правому плечу со спины -- впрочем, без особого успеха: он был в кольчуге.
Раздался чей-то крик:
- Гадину, гадину бейте!
Мой противник, крупный мужик с замотанной темным платом головой, кинулся к обочине, где стояли женщины. Его гнедой жеребец отбросил серую кобылку Галлы, и та сбила женщину с ног. Мужик резко осадил жеребца и одним рывком соскочил с него, разом оказавшись у медленно поднимающейся с земли Галлы. Его кончар легко пробил ее грудь, бросив женщину обратно на корни и траву обочины.
Я подлетел к нему сзади, и недавно наточенный клинок ланскнетты врезался ему в темя, застряв в затылке. Я выворотил ланскнетту, но тут моя гнедая стала оседать на задние ноги: оказывается, она получила аж две арбалетные стрелы в самом начале схватки. Я еле успел соскочить.
Последним из нападавших был тот, под кем убили коня; он уже подбегал к визенье, наставив на нее острие кончара. Та прижалась спиной к дереву и закрыла глаза ладонями.
Плат, закрывавший лицо нападавшего, размотался и слетел. Из-под него высвободилась и спускалась, развеваясь, на полгруди знакомая густая нестриженная и не заплетенная борода.
Магоро отвел кончар для колющего удара, который прибил бы госпожу Миру к дереву, как вертел жаворонка. Я с разбегу влетел между ними, даже не успев подставить клинок, только развернулся лицом к Магоро. Кончар рванул мою бригандину, глубоко рассекая ее и мое тело между рядами пластин, и уткнулся в левое плечо. Он отдернул меч, и из раны на руке фонтаном брызнула кровь. Жить мне оставалось минуту или две, и я использовал это время на полную. Сильным ударом ланскнетты я сбил его клинок вправо от себя, в неудобную для него сторону, и, вытянув левую руку с дагой, всем телом рухнул на него, вбивая дагу глубоко в левую сторону его груди, сквозь кольчугу и поддоспешник.
Последнее, что я увидел, было изумление и испуг на лице моего противника, залитом моей кровью. Мир потемнел, и я успел только подумать, что умираю, не нарушив клятву перед своим нанимателем. Может быть, зря.



Продолжение